Доктор Франкенштейн,
Я ваш гормональный мутант,
Доктор Франкенштейн.

Доктор Франкенштейн, ну что же вы, смелей,
Посмотрите на меня, я результат ваших идей.
Доктор Франкенштейн, что вы застыли, эй,
Вы, неучтиво так встречать гостей.
Ведь я предупреждал, что на рассвете будет ветер.
И я войду в ваш дом.
Я посажу вас на колени, я заставлю пить портвейн,
Ведь вы теперь мой пациент, доктор Франкенштейн.

Ну а там, на песке, мне было всё понятно,
Я мог идти, куда захочу.
Но я больше молчал или глупо улыбался —
И вот теперь кричу.

В заброшенных квартирах и в подвалах метро,
Я вижу чьи-то лица, вижу давно.
На тротуаре — лужа, она меня злит.
Я — один из тех, кто давным-давно спит.

Мы скрючились и зачерствели, как несвежий сыр,

Мы стали черепахами в броне квартир.

Мы держим связь по телефону — привет, пока.

Мы живём по свистку от звонка до звонка.

Ты ночуешь в цветном гамаке,
Моя кровать — пол,
И мне безразлично, кто из нас отдаст пас,
И кто забьёт гол.
Ведь в поисках темы для новых строк
Можно пробовать тысячи слов,
Но если ты слеп, не стоит идти —
Ты разобьёшь лоб.

Мы держим путь в сторону леса,
Мы видим снег скал.
И нам ни к чему ветер песен,
Который мы оставили вам,
Покидая вокзал.

Твой символ — роза ветров,
Мой — ржавый гвоздь,
Но, ради Бога, давай не выяснять,
Кто из нас гость,
Ведь мы с тобой решаем кроссворд,
К которому знаем ответ.
Ты только вспомни, какой шёл дождь,
А сейчас дождя нет.

От линий стужи навстречу теплу,
Мы идём, держась за края,
И нам всё сложнее смотреть вверх
И просить у неба огня.
И хотя у нас с тобой разный стиль
И разный цвет глаз,
Мы идём тропой восходящего дня,
И утро смотрит на нас.

А где-то там идёт возня,
Все подгребают под себя,
Вот кто-то упал.
И в их домах не гасят свет,
Их будоражит звон монет,
Там снова скандал.
Там пешкам хочется в ферзи,
Шестёрки метят в короли,
Что ж, это их путь.
Но их игра давно пуста,
И их костёр сгорел дотла, —
Вот в этом и суть.

Вот шахматный король,
А вот — бубновый туз,
Скажи мне, кто кого победит.
И пролитая кровь —
Обычное вино,
И их картонный дом не горит.

Я забыл про сон,
И я буду веселиться до слёз.
Врёт эта ночь,
И луна мне подвывает, как пёс.
Я — как ртутный шар,
И мой блеск ядовитей, чем газ.
Я чище стал,
Чем в общественной уборной унитаз.

Безликий герой
Бессловесных дней,
Ты устал держать звук,
А когда-то ты был в этом корифей,
А стал бдителен.

Эпидемия внимания
Расползлась по всем углам,
Оставив лишь воспоминания
О том, что кто-то что-то знал сам.
Мы стали бдительны.

Далеко, далеко
Завела нас игра.
И, как крепость, стоят дома.
Кто решится на смех?
Кто пройдёт через дым?
Кто осмелится снять карантин?

Из окна виден дом,
И ещё виден сад,
И ещё монумент.
И он стоит, как синтаксический знак,
Он бдителен.

А мысли — это предрассудок,
Их надо забыть.
Надо быть настороже
И надо меньше петь и говорить —
Вот как надо.

Так учат нас учителя,
Их дело — учить.
Они сморкаются в платки
И шепчут, будто только так и надо жить.
Ведь они бдительны.

Эй, ты, там на том берегу!
Расскажи, кто твой Бог, кто твой брат, кто твой враг.
Эй, ты, там на том берегу!
Расскажи, что ты видишь и видишь ли мой овраг.
Эй, ты, там на том берегу!

А я всегда хотел перекинуть мост,
Чтобы было видней.
И я хотел слышать каждый звук
В гаммах лунных ночей.
И пока вода не слизала мой след,
Я хочу идти босиком,
И пока луна, я хочу смотреть
И не думать, что будет потом.

Эй, ты, там на том берегу!
Ну, скажи хоть слово или дай знак.
Эй, ты, там на том берегу!
Ты мудрец, ты пророк или просто дурак.
Эй, ты, там на том берегу!

Порой и мне
Смешно смотреть,
Как толпы сонных людей
Обрекают на плеть,
И ставят в загон.
В такие дни
Не ясно мне,
Кто я такой,
И кто из нас двоих манекен —
Я или он.

Манекен,
ты, как удар,
ты, как упрек.
Манекен,
который день,
который год.
Манекен,
твои глаза
хранят туман.
Кто из нас обман?

Который год
Ты держишь стиль,
Но твой стерилизованный мир
Покрыла плесень и пыль,
В твоих глазах металл.
И ты всё веришь
Стеклу своих границ,
Своим фальшивым цветам
И парафину бледных лиц
В целлофане зеркал.

Я понял всё,
Я вышел прочь —
Туда, где ветер с моря,
Туда, где день меняет ночь,
Туда, где нет стен.
А ты все ждёшь
И смотришь вдаль,
И твой стерилизованный взгляд
Блестит, как ржавая медаль.
Чего ты ждёшь, манекен?

Ты не смотришь в глаза, он боится слов.
Тёмный цвет пиджаков, лёгкий шорох машин.
Жёлтый цвет белых глаз — привилегия ужей и сов.
Здесь скорпионом стал хамелеон. Это не сон!

Занесите меня в Красную книгу.
Положите на стол с зелёным сукном.
Я открыл свой свет и свои чёрные дыры,
Свой антимир. И я живу в нём.
Я вижу то, что вижу.
Это не сон!

Я вижу тех, кто слеп и кто открыл глаза.
Тех, кто молчал, когда я кричал.
Запах талой воды, у земли — цвет засохших трав.
И мумии стоят со всех сторон. Это не сон!

Это твой минус. Это твой плюс.

Ты играл Шопена на консервных банках.
Ты любил медь водосточных труб,
Но ты не понимал особенностей жанра,
В поисках столетий ты не слышал минут.

Это твой минус. Это твой плюс.

Теперь ты бредёшь дощатым полом запертых дверей.
Ты помнишь голоса своих бывших друзей.
Но если кто-то скажет, будто свет погас,
Ты ему поёшь тотчас собачий вальс.

Это твой минус. Это твой плюс.

И опять в который раз,
Ты дуешь в чайник и колотишь в таз.
Тебе трудно втройне.
Е.

В чемодане лет ты хранил свои портреты.
Ты хотел построить дом без стен,
Но ты не понимал, кто ты и где ты,
Где встанет ночь, где ляжет день.

Это твой минус. Это твой плюс.

Ну а когда тебе нужно было выйти,
Ты не суетился, ты дергал стоп-кран.
Ты не выбирал поля битвы,
Ты сразу шёл на таран.

Это твой минус. Это твой плюс.

Теперь ты спокоен, ты даёшь концерт,
Тебя знают все, ты не всех,
Но ты всё не решишься поднять свой флаг.
Ты до сих пор решаешь — так или не так.

Это твой минус. Это твой плюс.

И завертелось, и началось,
Эх, мать-канитель.
Строил хитро за вопросом вопрос
Следователь.
Первый в отказ, а второй на него,
Мол, так-перетак.
Ну и раскрутил корешка своего,
Сам, знать, не дурак.

Утро наощупь,
Солнце в глазок,
Через щель ветра глоток.

Мало-помалу, но чем дальше в лес,
Тем ближе топор.
Шли по земле, не касаясь небес,
Палач да вор.
На перекрёстке единственный путь
Расходится.
Каждый решил свою лямку тянуть,
Как водится.

Время тараканом ползло по стене,
Куда там коням!
По “целине” да по “малой земле”,
Из выгребных ям.
На именной каравай, не прогнувши спины,
Рта не разевай,
Но только все глубоко удовлетворены,
Знай, наливай!
Ну а чё наши парни? Да вроде у дел.
Тот, что хитрей,
Встал на асфальт, портупею надел,
Да айда, где теплей.
С гуся вода, что пенопласт топорам,
Весело жить.
На чёрных “волгах” по красным дворам,
Бояр развозить.
Красная площадь,
Чёрный фургон,
Звёзды в разлёте погон.

Мало-помалу, но чем дальше в лес,
Тем громче плач,
Шли по земле, не касаясь небес,
Вор да палач.
Каждому с рожденья было ровно дано
Смеха да слёз.
Ты только знай, выбирай по себе ремесло,
Как повелось.

Ты, видимо, всё перепутал,
Оккупантом не может быть партизан.
Разве ты здесь защищаешь свой город?
Разве твой долг — хранить от неверных ислам?

Завтра может быть поздно,
Ты ещё не разучился любить.
Завтра может быть поздно
Жить!

Концы не сводились с началом,
Когда замполит объяснял тебе жизнь,
Помнишь, как матери вас провожали,
Как голосили: “Сыночек, вернись!”

Я знаю, ты сам рвался в пекло,
Я верю тебе, ты шёл до конца,
Но чем круче взял, тем страшнее похмелье,
Когда ты вернулся, ты сжёг ордена.

А те, что остались живыми,
Стонут в ночи, но ад не пустит назад.
Их лица совсем молодые,
Но души изломаны, души болят.

Двадцатилетний калека
Плотно присел на чужую траву.
С папиросой в зубах он поднимался в атаку,
С папиросой в зубах он отходит ко сну.

Мой театр — мой каприз,
И кто вошёл сюда, тот уже артист.
Здесь тысячи фигур
Ведут игру.
Здесь кто-то виноват,
Кто-то зол, кто-то счастлив, кто-то просто слаб.
Театр — мой мост.
Я слышу смех звёзд.

В синей воде
Отдыхает день.
В зарослях роз
Кружат стаи стрекоз.

У истоков голубой реки
Небо по холмам
Стелит облака.
В облаках гуляет белый лев,
Белый,
Как в тумане вода.
И когда земля ложится спать
И стелит кровать,
Лев открывает дверь,
Чтобы ты всё смог увидеть сам,
Чтоб прошёл по холмам.
Поверь!

Чтобы встретил тебя
синий слон!
Чтоб пронёс в облаках
тебя розовый конь!
У голубой реки,
по золотым холмам
ты всё увидишь сам!

Я торгую стеклом из разбитых витрин,
Я колдую свой сон, свой дым.
Лёжа на зыбком ковре болот,
Я видел сотни раз слёзы звёзд.

Завтрашний день
Раскроет глаза тем, кто чувствует ночь.
Бесшумная акробатика снов
Растает и унесётся прочь.
И ты откроешь глаза,
И ты наведёшь туалет,
И ты опять пойдёшь по земле так,
Будто тебя на ней нет.

Я играю в войну
С теми, кто спит по ночам.
Играю в войну.

Для тех, кто устал ждать,
Для тех, кто идёт своей тропой,
Я открываю день,
Я начинаю бой.

Я смешал много слов,
Хотя не знаю ответ,
Но я продолжаю путь,
Все тропы легли на свет.

Я на время превращусь в ночь,
Как день.
Я пройду запретной тропой
Тех, кто не отбрасывает тень.

Море,
Сонное море.
Белый корабль.
Как жаль!
Берег,
Ласковый берег,
Жёлтый песок.
Всему свой срок.

Я на время превращусь в шторм,
Как штиль.
Я пройду землёю глубин,
Я когда-то здесь уже был.

Звёзды —
Светлые слёзы.
Млечный путь.
В этом суть.
Небо —
Быль или небыль?
Тревожный дым.
Что делать с ним?

Я на время превращусь в плач,
Как смех.
Мне откроет дверь ночной страж
В дом, где принимают всех.

Ну а там, внизу, тает снег...
Тает снег...

Сотни тысяч свечей ждут огня,
Тысячи глаз — глаз.
Я начинаю играть в игру,
Когда на часах — час.
Маленький, забытый всеми театр,
Свет керосиновых ламп.
И вот вновь в небе поют голоса тех,
Кого я любил и ждал.

Там, где вода,
И в небе вспышки ломаных стрел,
Я руки протягивал вверх,
Я брал молнии в горсть.
Там, где вода
Рисует на земле круги
Ты слышишь, слышишь шаги —
Идёт дождь.

Будто впервые
Хохотал гром,
Он захлебнулся в словах,
Он рвал ставни с окон.
А я всё видел,
Я небу смотрел в глаза.
Всё очень просто —
Просто гроза.

Который год подряд — то здесь, то там,
Я скитаюсь по чужим квартирам и чужим домам.
И здесь, и там под лампой за кухонным столом
Меня просят спеть ещё и угощают вином.

Но я устал от песен, я устал от дорог,
Я ненавижу этот вокзал.
Мне нужна передышка, я мечтаю о сне,
О, как я устал!

Кто подскажет, кто даст совет,
Это наважденье, или нет?
Сегодня я снова должен петь,
Но я сам себя поймал в эту сеть.

Сегодня, как всегда, у меня странная роль,
Я лишен опоры, я не знаю пароль.
Я вроде бы здесь, а вроде и там,
Пардон, месье, бонжур, мадам!

Моя неопределённость мешает мне жить,
Я не знаю, где нырнуть, не знаю, где всплыть,
Я не знаю, где выход, не знаю, где вход,
Я не знаю, где затон, не знаю, где брод.

Мне трудно быть рядом, я всегда вдалеке,
Я, как сотня линий на одной руке,
Я, как местоимение, не имею лица,
Я ушёл от начала, но не вижу конца.

Я черчу свой узор
На прибрежном песке.
Я — искатель движения
В стоячей воде.
Я знаю
Магию слов — Крекс, Фекс, Пекс.

Я ращу свой плод.

Чтобы дольше стоять,
Нужно встать на карниз.
Я — свидетель
Стремления вниз,
Я смотрю себе под ноги
И пытаюсь смотреть вокруг.

Мне не важен ответ,
Мне интересен процесс.
Я играю по нотам
И без,
Хотя уверен, что распутывать нить —
Это замкнутый круг.

Я ращу свой плод.

Беспредельность пространства,
Космический бум.
Я — блюститель звёзд,
Я — врачеватель лун.
Моя сила
В магии слов — Крекс, Фекс, Пекс.

Я — почти что Папюс,
Я — мудрее змей,
Я задал вопрос,
Не касаясь корней.
Я просто
Ращу свой плод на поле чудес.

Я ращу свой плод.

Кто ты? Кто ты такой?
Кто ты? А?
Кто ты? Кто ты такой?
А он мне отвечает: “Я твой соковыжиматель”.

Я не знаю, что мне делать — убежать или стоять,
Я подумал и остался стоять.
Он подходит ближе, я уже его не вижу,
Только чувствую — он стал выжимать.
Теперь я выжат, как мокрица, меня боятся птицы,
А он вдруг стал похож на меня.
А я теперь, как трактор, как ядерный реактор,
И никак не разберусь, кто из нас — я?

Кто я? Кто я такой?
Кто я? А?
Кто я? Кто я такой?
А он мне говорит: “Теперь ты — соковыжиматель”.

Повернулся и ушёл, а я остался стоять,
Один среди цветов и трав,
Скользкий, как медуза, ненужный, как обуза,
И большой, как несгораемый шкаф.
Теперь я жду с ним встречи, это меня лечит,
Мне не нравится, что я — это он.
Я теперь, как он, он теперь, как я,
Я до сих пор не разберу — это был сон или не сон.

Кто ты? Кто ты такой?
Кто я? А?
Кто ты? Кто ты такой?
Кто ты такой? Кто я такой? Кто он такой? А?

Пусть мне говорят, что я ничего не открыл,
И будто это не мой стиль,
Но я не собираюсь ничего открывать,
Я кричу: “Бис!” тем, кто открыл,
Но право на него я оставляю за собой —
Мой rock-n-roll, мой!

Я не претендую на место вверху,
Я просто пытаюсь петь.
Я не хочу копаться в грязном белье,
Пусть будет всё, как есть.
Но кой-какое право я оставляю за собой —
Мой rock-n-roll, мой!

Нет войне, даёшь rock-n-roll.

Здесь аккуратно выполняют заповедь труда,
Здесь контролируется каждый интервал.
Масштабы реконструкций позволяют здесь смотреть вперёд.
Я тоже что-то вижу, но что — не знаю сам.

Смена состояний, новая фаза луны,
Волнообразность каждого дня,
Где эмбрионы ЯНЬ произрастают в ИНЬ,
А эмбрионы ИНЬ — в ЯНЬ.

Здесь средства информации толково излагают суть,
Организованность — залог больших побед.
Ответственный подход к вопросам дня определяет путь,
Здесь на любой вопрос готов ответ.

Здесь так приятно заниматься производством стен,
Чем стены выше, тем надёжнее заслон.
Процесс строительства определяет фронт работ,
Я тоже что-то строю, но не знаю для кого.

О, мне так любопытно наблюдать процесс движенья вниз,
Вопрос первичности решён раз навсегда.
Здесь культивируют здоровый оптимизм,
Всё остальное — происки врага.

Здесь с чувством удовлетворённости ложатся спать,
Здесь с чувством удовлетворённости встают,
От всех невзгод, обид, сомнений и т.д.
Лекарство — труд.

Мы вместе!

Мне не ясен взгляд тех, кто устал,
Мне не понятен тот, кто спит.
Я не понимаю языка столбов,
И мне не интересен лифт.
Я люблю окно, из окна виден день,
А ночью видна ночь.
И если кто-то думает так же, как я,
Мы с ним похожи точь-в-точь.

Мы вместе!

И если продолжать наш разговор,
Не стоит откладывать вопросы на потом.
Кто будет первым — громоотвод или гром?
Мне всё-таки кажется — гром!
И если долог день, то ночь коротка,
Но часы мне говорят: нет!
И поэтому я не люблю часов,
Я предпочитаю свет!

Мы вместе!

Идёт волна.

Идёт волна — закройте город,
Нужен кто-то ещё, чтобы замкнуть кольцо.
Идёт волна, цирк уже собран,
Но клоуны всё ещё прячут лицо.
Новые портреты чердачных открытий,
Новые ступени, новый рубеж.
Идёт волна — имя своё назовите,
Или замаскируйтесь, изменив падеж.

Идёт волна.

Но кто-то всё время глядит за край,
И моделирует сны.
Он называет имена тех,
Кому решено отправиться в путь на гребне новой волны.

Идёт волна — смотрите в небо,
Ловите брызги, берите их в горсть.
Идёт волна — не бойтесь грома,
В сущности, гром — такой же, как вы, гость.
Новая пьеса в истлевшем переплёте,
Новая музыка, новый стиль.
Идёт волна — прислушайтесь к звуку,
Пока не начался новый штиль.

Идёт волна.

Прошло, наверно, года три, а может быть четыре,
И вот уже Hard Rock живёт в моей квартире.
О, это славный малый, мы жили вместе столько лет,
Он мне так много рассказал про аккомпанемент.
Hard Rock’у я обязан тем, что все мои соседи
Объявили мне войну, соседи ею бредят.
Один точил на меня зуб и заточил, как мог.
Он до сих пор грызёт металл, как фрезерный станок.
Другой сосед... Ну, впрочем, я отвлекся,
О чем я? О Hard Rock’е, ладно разберёмся.
Ну, значит так: Black Sabbath, Alice Cooper, Nazareth,
Led Zeppelin, Deep Purple, Uriah Heep и группа Slade.

Я меломан.

Минуя Heavy Metal, не говоря о Disco
Я сразу же попал в психоделические брызги,
О, этот авангард, начало всех начал,
Плюс-минус бесконечность, сюда попал — пропал.
Здесь царствует King Crimson, правит Robert Fripp,
Всё так необычно, таинственно, как скрип.
Frank Zappa то смеётся, то о чём-то говорит,
Brian Eno тянет звук, он любит колорит.

Я слушал Van Der Graaf, Genesis, Yes e Sheulze.
Я чуть не завернулся, но вовремя очнулся,
Но только я покинул глубины подсознанья,
Новая волна меня накрыла с головой.
Выплыть было очень трудно, я остался плавать,
В омуте Punk Rock’a есть отмели, есть заводь:
Stranglers, Nina Hagen, Patty Smith, Stray Cats,
Blondy, Clash, Police, Sex Pistols, Dire Straits.

Я меломан.

Так, ладно, продолжаем, коль начали — закончим.
Теперь я сам пою и сочиняю, между прочим.
Сначала я всё как-то не решался, я робел,
Потом решился и сразу осмелел.
Как выяснилось, петь и сочинять не очень сложно,
Достаточно начать, закончить тоже можно.
Я за короткий срок так много сочинил,
Что много из того, что сочинил, уже забыл,
Но это не беда, зато я в творчестве окреп,
И вот пою ещё одну песню в стиле rap.

Я меломан.

Мы идём вашей тропой, доктор Буги.
Слышны ли вам наши шаги?

Доктор Буги,
Певец любви,
Полуночных снов.
Доктор Буги,
Космический ветер
Сквозь первородность слов.

Доктор Буги,
Искренний шаг
Сквозь индустрию стен.
Доктор Буги,
Автомобильный шок,
Музыка рваных вен.

Я кончил школу еле-еле
В восемнадцать лет,
Потом был там,
Где сейчас меня нет.
Затем был street,
Там все были, как я.
Мы жили, как одна семья,
И всё вопили год за годом, день ото дня rock-n-roll.

Мне говорили:
Ну, возьмись за ум, какой ты плохой.
Я рад был это сделать,
Но не знал, какой рукой.
Со мной родители устали,
Им был нужен покой.
И я ушёл, я жил, как ветер —
То с этой, то с той.
И каждой пел rock-n-roll.

Я буду делать только то, что я хочу —
Учи, не учи.
Мне как об стенку горох —
Кричи, не кричи.
Я — оторванный ломоть,
Меня исправит лишь могила.
Так дай, пока не сдох,
Наораться во всю силу rock-n-roll.

В воронке ядерного взрыва,
И просто в кино,
И сидя на крыше,
И глядя в окно,
И даже там, где нельзя, я буду петь rock-n-roll.

К несчастью, я слаб, как был слаб очевидец
событий на Лысой горе.
Я могу предвидеть,
но не могу предсказать,
Но если ты вдруг увидишь
мои глаза в своём окне.
Знай,
я пришел помешать тебе спать.

Моё поколение молчит по углам,
Моё поколение не смеет петь,
Моё поколение чувствует боль,
Но снова ставит себя под плеть.

Моё поколение смотрит вниз,
Моё поколение боится дня,
Моё поколение пестует ночь,
А по утрам ест себя.

Сине-зелёный день,
встал, где прошла гроза.
Какой изумительный праздник,
но в нём явно не хватает нас.
Тебе так трудно решиться, ты привык
взвешивать против, взвешивать за.
Пойми,
я даю тебе шанс.

Быть живым — моё ремесло,
это дерзость, но это в крови.
Я умею читать в облаках имена
тех, кто способен летать.
И если ты когда-нибудь
почувствуешь пульс Великой любви,
Знай,
я пришёл помочь тебе встать.

Экспериментатор движений вверх-вниз
Смотрит в сторону выбранной цели,
Он знает ответ, он опрятен и чист,
Он прокладывает путь для других поколений.

Экспериментатор движений вверх-вниз,
Формирует новые модели сознания.
Он идеально выбрит, подтянут и строг,
Он несёт свой кирпич к алтарю мироздания.

Экспериментатор движений вверх-вниз,
Видит простор там, где мне видна стена.
Он считает, что прав, он уверен в идее,
Он в каждом процессе достигает дна.

Иди ко мне,
Когда бессмысленно петь и тревожно ждать.
Иди ко мне,
Я подниму тебя вверх, я умею летать.
Иди ко мне,
Если механика лет распалась на бесцветные дни.
Иди ко мне,
Я открываю счет: раз, два, три.
Ко мне!

Иди ко мне,
Это новолунье мстит тем, кто успел.
Иди ко мне,
Я до сих пор удивляюсь себе — как я посмел.
Иди ко мне,
Лес продолжает жить, лес чувствует движение весны.
Иди ко мне,
Я слышу голос, я знаю — это зовёшь меня ты.
Ко мне!

Время червей и жаб!
Время червей и жаб!
Слизь!
Но это лишь повод выпустить когти!

Мы поём!
Мы поём!
Заткните уши,
Если ваша музыка слякоть!

Солнечный пульс!
Солнечный пульс
Диктует!
Время менять имена!

Настало время менять!

Лица слуг сальны!
Лица слуг сальны!
Жир сердец!
Разве это начало нового дня?

Голод наш брат!
Голод наш брат!
Вспомни,
Как гнев площадей кромсал город!

Мы вольны!
Мы вольны!
Хотя бы в том, что у нас есть глаза,
А у наших глаз — голос!

Мы поём!
Мы поём!
Мы видим!
Время менять имена!

Настало время менять!

Да, я сам взорвал свой мост.
За тех, кто не попал, мой тост.
В кулуарах подполья запах воды,
Здесь такие, как я, здесь такие, как ты.
Здесь в обход не идут, здесь не прячут глаз.
Компромисс не для нас.

Мои цветы — вата.
Моя река — лёд.
Моё тепло — слякоть.
Дерьмо — мой мёд.
Мой ветер — вентилятор.
Моя земля — асфальт.
Я разучился плакать,
Мои слёзы — сталь.

И ночь лепила в стекло залпами снега,
Ночь плевала в лицо чёрным дождём,
Ночь хохотала, кружа и сбивая со следа.
Мы, хранили огонь, но не видели, с кем мы идём.
Но солнце всходило, чтобы согреть наши души.
Солнце всходило, чтобы согреть нашу кровь.
Сторожа продолжают спать, но сон их явно нарушен.
Сторожам ещё невдомёк...

И демоны в тусклых квартирах
Цедили из ран нашу боль,
Сулили нам сытые кухни, лизали луной,
Стращали охраной порядка, страшным судом,
Но мы их гнали прочь, мы жгли нашу жизнь.
Мы жгли...
Мы возвращались домой,
Возвращались домой...

А те, кто боялся огня, до сих пор сбивают сырые углы.
Они охраняют покой, что ж, им есть что терять.
Они говорят о любви, возведя добродетель в закон.
Но когда всходило солнце, закон позволял им стрелять.
Но солнце всходило, чтобы согреть наши души.
Солнце всходило, чтобы согреть нашу кровь.
Сторожа продолжают спать, но сон их явно нарушен.
Сторожам ещё невдомёк...

Мы вскормлены пеплом великих побед.

Мой лес болен луной,
Мой материк по-прежнему пуст.
Я не хочу пожара, но огонь уже зажжён.
Я стою на самом краю, но пока держусь.

Если ты веришь мне,
Ты пойдёшь со мной.
Если ты веришь мне...

Моя земля просит воды,
Мой город переполнен и зол, как сжатый кулак.
Ветер больших перемен дует на восток.
Я чувствую начало конца, чувствую ток.
Смелей, ещё один шаг.
Лица смотрящих на нас уже остались в тени.
Я говорю тебе — мне нужен твой взгляд.
Прошу, смотри мне в глаза, смотри.

Если ты веришь мне,
Ты пойдёшь со мной.
Если ты веришь мне...

Шаг за шагом, сам чёрт не брат,
Солнцу время, луне часы,
Словно в оттепель снегопад,
По земле проходили мы.
Нас величали чёрной чумой,
Нечистой силой честили нас,
Когда мы шли, как по передовой,
Под прицелом пристальных глаз.
Будь, что будет! Что было — есть!
Смех да слёзы, а чем ещё жить?
Если песню не суждено допеть,
Так хотя бы успеть сложить.
Красное на чёрном!

А на кресте не спекается кровь,
И гвозди так и не смогли заржаветь,
И как эпилог — всё та же любовь,
А как пролог — всё та же смерть.
Может быть, это только мой бред,
Может быть, жизнь не так хороша,
Может быть, я не выйду на свет,
Но я летал, когда пела душа.
И в груди хохотали костры,
И несли к небесам по радуге слёз,
Как смиренье — глаза Заратустры,
Как пощечина — Христос!
Красное на чёрном!

Сеть чёрно-белых строк,
Телевизионная плеть.
Я так хочу быть тут,
Но не могу здесь.

Чёрно-красный мой цвет,
Но он выбран, увы, не мной.
Кто-то очень похожий на стены
Давит меня собой.
Я продолжаю петь чьи-то слова,
Но всё же, кто играет мной, а?

Нелепо искать глаза
Сквозь стекла солнцезащитных очков,
Но ночь обостряет зрение
Хищников и кротов.

Это всё-таки шанс
Остаться сытым или живым.
Здесь каждому разрешено
Стать первым или вторым.

Мы начинаем движение вспять.
Мы устали молчать.
Мы идём! Эй, твёрже шаг!
Отныне мы станем петь так и только так.

Землю покрыла вонь городов,
Переиначив суть.
Рваный туман ядовитых болот,
Гонит по небу ртуть.
Липкие пальцы сквозь телеэкран,
Тычут нам наши места.
Рыжие звёзды газетной пятой
Топчут память креста.
Смыв имена одряхлевших богов,
Конь-ливень, в седле апрель.
Сочными травами застелим святую постель.

Время лениво ведет концерт
Единогласных рук,
Униформисты сторожат партер,
Стуком отвечая на стук.
Хор воспевает мир,
Читая ноты только с листа.
Бутафор драпирует жизнь
Устами одного из ста.
Вырвав язык у слепого судьи,
В руки зрячих вложив свирель,
Сочными травами застелим святую постель.

Я принимаю бой.
Быть может, я много беру на себя,
Быть может, я — картонный герой,
Но я принимаю бой.

Я говорю:
Живым — это лишь остановка в пути,
мертвым — дом.

Смирное время,
Смирные дни,
Боль и радость почистили зубы и спят,
Звук, которым когда-то был крик,
В рот набрал воды
И прикусил язык.
Ржавчина
Выжженных звёзд
Отражает промежутки сомнительных лет,
Плесень несёт свой пост,
Прикрывая покрытый коростой погост.
Волчья ягода,
Чёрная кровь,
Немое темноводье водит тени по дну,
Языки публичных костров
Лижут лица.
Эй, начальник, покорных — в ров!
Пот напомаженных туш,
Жирные рты плетут слюной кружева.
Зверь лакает из луж
Души тех, кто принял печать.
Маэстро, туш!

Живым — это лишь остановка в пути,
Мертвым — дом.

Все шумят, галдят —
Где Бонапарт?
Где великий Галилей?
Покажите нам скорей!

Ведь в вашем сумасшедшем доме
День открытых дверей.
Мания величия, мания приличия,
Клаустрофобия и некрофилия.

В нашем сумасшедшем доме
День открытых дверей.

Тоталитарный рэп — это аквариум,
Для тех, кто когда-то любил океан.
Тоталитарный рэп — это зоопарк,
Если за решёткой ты сам.
Тоталитарный рэп — это аукцион,
Где тебя покупают, тебя продают.
Тоталитарный рэп — это джунгли,
В которых, как ни странно, живут.
Тоталитарный рэп — это телевизор,
Он правит нами, он учит нас жить.
Тоталитарный рэп — это кино,
Но о кино я не могу говорить.
Тоталитарный рэп — это игры под током,
Этакий брейк-данс.
Тоталитарный рэп — это дискотека,
Где крутит свои диски пулемётчик Ганс.

Тоталитарный рэп — старый, как мир,
Аттракцион, но он жив и теперь.
И комнату смеха от камеры пыток
До сих пор отделяет дверь.
И гласность имеет свой собственный голос,
Но за гласностью негласный надзор.
И если тебя выбирают мишенью,
То стреляют точно, в упор.
Тоталитарный рэп — это всего лишь модель
Общества глухонемых,
А если они вдобавок плохо видят,
То это только лучше для них.
Вы скажете мне: “Что за поза?
Вы, батенька, максималист!”
Я отвечу Вам: “Что Вы, мой фюрер,
Я просто антифашист!”

Им пели сладкие песни,
Каждым словом умножая ложь.
Но когда слова пахнут блевотиной,
В дело вступает нож.
Уличный цирк в рабочем квартале —
Это ли не поле чудес?
Каждый из них был далеко не ангел,
В каждом из них пел бес.

Армия жизни — дети могил.
Армия жизни — сыновья помоек и обоссанных стен.
Армия жизни — солдаты дна.
Армия жизни помнит о том, что на земле никогда
Не прекращалась война.

Фонари под глазами чёрных окраин
Заштриховали их день.
Каждая помойка им была баррикадой,
Каждая витрина — мишень.
В кодексе чести любой подворотни
Нет места слову “любовь”.
Если каждый станет о любви слагать песни,
Кто за любовь прольёт кровь?

Им так не хватало солнца,
Но ночь была с ними на “ты”.
Вы их называли шпаной,
Они вас называли “менты”.
Сытый голодному не товарищ.
Это аксиома — верь, не верь.
Каждый из них был постоянно голоден,
В каждом из них пел зверь.

Я в пути и нет у меня
Никаких тревог и забот,
Одинокая лодка моя,
Разрезая волну, плывёт.

В тростнике густом рыбака
Еле-еле шляпа видна,
И заметна из под неё
Белых-белых волос копна.
Я хочу поближе подплыть,
Поздороваться с ним — да как?
Только чаек зря напугал —
Седовласый исчез рыбак.

Ветер жизнь в природу вдохнул
И во всё, что в природе есть,
И во всё, что дано любить —
А всего нам, увы, не счесть.
Я ушёл, а ветер с ладьёй
Продолжали спор вдалеке.
Отражение облаков
Растворилось в бурной реке.

Всё это Rock-n-Roll.

Автобусы и самолёты,
Пароходы и поезда,
Сегодня нас ждет Камчатка,
Завтра — Алма-Ата.
Послезавтра мы станем пить пиво
В Пушкаре или Жигулях.
А что с нами будет через неделю —
Ведает только аллах.

Всё это Rock-n-Roll.

Это чем-то похоже на спорт,
Чем-то — на казино,
Чем-то — на караван-сарай,
Чем-то — на отряды Махно,
Чем-то — на Хиросиму,
Чем-то — на привокзальный тир.
В этом есть что-то такое,
Чем взрывают мир.

Всё это Rock-n-Roll.

Академики чешут плеши,
Погоны свистят в свисток.
Румяные домохозяйки
Зеленеют при слове Rock.
Товарищи в кабинетах
Заливают щеками стол,
Им опять за обедом встал костью в горле
Очередной Rock-n-Roll.

Всё это Rock-n-Roll.

Ну а мы, ну мы — педерасты,
Наркоманы, нацисты, шпана,
Как один, социально опасны,
И по каждому плачет тюрьма.
Мы — пена в мутном потоке
Пресловутой красной волны.
Так об этом пишут газеты,
А газеты всегда правы.

Всё это Rock-n-Roll.

И мы катимся вниз по наклонной
С точки зрения высших сфер.
Молодёжные группировки
Берут с нас дурной пример.
Где воспитательный фактор?
Где вера в светлую даль?
Эй, гитарист пошли их всех на ....
И нажми на свою педаль.

Всё это Rock-n-Roll.

Покрылась пылью муха на ноге,
Лежит и дремлет, приятно ей и мне.
Она мечтает о том, о чём и я,
А значит, мы — по разуму друзья.

Лень неизлечима, лень непобедима,
Лень просто необходима тем, кто выпил пива.

К лени в плен попасть довольно просто —
Плюнь на всё и зарасти коростой.
Научись питаться шумом трамваев —
И скоро станешь неподражаем.

Лень неизлечима, лень непобедима,
Лень просто необходима тем, кто выпил пива с рыбой.

У, голубой банщик, у-е-е,
Голубой банщик.
У, голубой банщик, у-е-е,
Голубой банщик.

Тысячи соблазнов
Каждый день проходят мимо,
После пара красных
С скользкой кожею налимов.
Добровольной пыткой
Он совершенно не схож с маркизом де Садом,
Но с милою улыбкой
Он старается зайти к вам с заду.

У, голубой банщик, у-е-е,
Голубой банщик.
У, голубой банщик, у-е-е,
Голубой банщик.
Ты уже не мальчик, у-е-е,
Юный барабанщик.
Ты уже не мальчик, у-е-е,
Юный барабанщик.

Может всё стать дороже.
Только, только не будет толку.
Станет больше вооруженья,
Только в души войдёт сомненье.

Не хотим мы воевать,
Мы хотим спокойно спать,
Нам не нужен автомат.
Мы — детишки, ходим в детский сад.

Тише, дети, узнают дяди —
Вашу няню тогда посадят.
Лучше, дети, споём про Таню.
Папа Тани сейчас не с нами.

У него пробита грудь,
Но совсем чуть-чуть, чуть-чуть,
Вот что сделали враги:
Скоро ампутация ноги.

Где-то, где-то, где-то
Лежит газета.
Это, это — для туалета.
Надо ж чем-то... Не знают дети,
Что за дяди на той газете.

От зари и до зари
Няня сушит сухари.
Скоро новую пришлют,
Потому что эту заберут!

Где деревья вплетаются в летопись слов
отголоском начала,
Где лесной часослов зашифрован
устами пожаров,
Где большая дорога, чёрная ночь,
да лихие дела,
Где блестят за иконой ножи —
там иду я.

Где рассветы купаются в колодцах дворов
да в простуженных лужах,
Где в грязи обручилась с весенним дождём
стужа.
Где глоток, как награда за прожитый день,
ночью без сна,
Где пропиты кресты —
там иду я.

Где надежда на солнце таится
в дремучих напевах,
Где по молниям-спицам танцует
гроза-королева,
Где луна присосалась к душе,
словно пиявка-змея,
Где пускают по кругу любовь —
там иду я.

Где восток напоил молоком кобылиц
кочевника-ветра,
Где по дорогам в острог по этапу ползут
километры,
Где в грязи по колено да по горло в крови
остывает земля,
Где распятие под сапогом —
там иду я.

Где молчанье подобно топоту табуна,
а под копытами воля,
Где закат высекает позолоченный мост
между небом и болью,
Где пророки беспечны и легковерны,
как зеркала,
Где сортир почитают за храм —
там иду я

Я поднимаю глаза, я смотрю наверх.
Моя песня — раненный стерх.

Я поднимаю глаза...

Вольному — воля,
Спасенному — боль.

Вот он я, смотри, Господи,
И ересь моя вся со мной.
Посреди грязи — алмазные россыпи.
Глазами в облака да в трясину ногой.
Кровью запекаемся на золоте,
Ищем у воды прощенья небес.
А черти, знай, мутят воду в омуте,
И, стало быть, ангелы где-то здесь.

Вольному — воля,
Спасенному — боль.

Но в комнатах воздух приторный,
То ли молимся, то ли блюём.
Купола в России кроют корытами,
Чтобы реже вспоминалось о Нём.
А мы всё продираемся к радуге
Мёртвыми лесами да хлябью болот,
По краям да по самым по окраинам.
И куда ещё нас бес занесёт?

Вольному — воля,
Спасенному — боль.

Но только цепи золотые уже порваны,
Радости тебе, солнце мое!
Мы такие чистые да гордые,
Пели о душе — да всё плевали в неё.
Но наши отряды, ух, отборные!
И те, что нас любят, — все смотрят нам вслед.
Да только глядь на образа, а лики-то чёрные.
И обратной дороги нет!

Вольному — воля,
Спасенному — боль.

Чёрная Rock-n-Roll мама.

Каждый день мама варит отвар —
Отборные травы, золотой самовар.
Подноси стакан да садись за стол,
Мама даст тебе понять, что такое Rock-n-Roll.
Смахни сон с век, страх сдай в багаж,
Хлебнул — и ты уже наш.

Чёрная Rock-n-Roll мама.

У нас нет хвостов, у нас нет копыт,
Но голова от рогов иногда болит.
Наши жёны шалят, мы тоже егозим,
Пьём всё, что горит, даже керосин.
Полом стал потолок, потолком стал пол,
Мама называет это Rock-n-Roll.

Чёрная Rock-n-Roll мама.

Да, мы все вышли из чрева,
Чёрного чрева Rock-n-Roll девы.
Мы танцуем, как умеем, где попало,
Мы хотим ещё больше, нам этого мало.
Мама, плюнь за нас три раза через левое плечо!
Спасибо, мама, ух, горячо!

Чёрная Rock-n-Roll мама.

Мы с тобой будем дружно жить,
Ты — работать, я — руководить.
Великий перелом, новый почин,
Перестройка — дело умных мужчин.

Правофланговый всегда, да-да, прав.
Диктатура труда, дисциплинарный устав.
На улицах чисто, в космосе мир,
Рады народы, рад командир.

Мы сидим очень высоко,
Мы глядим очень далеко.
Семь раз меряй, один — режь.
Гласные, согласные, винительный падеж.

Скрип половиц
За упокой.
Лишь время сквозь щели
Сочится луной.
Лиц не видно,
Виден лишь дым
За искрами папирос.
Квадрат окна
Дробится в круг,
Чуть-чуть —
И вдруг
Слышишь —
Хранитель хоровода рук шепчет слова.
Я повторяю за ним.

Дух огня,
Начни игру,
Нам не начать без тебя!
В алых языках ритуального танца
Закружи гостей.
Взойди
Над прахом ветхих знамен!
Взойди
Мечом похорон!
Мы здесь,
Мы ждем сигнал,
Сигнал к началу дня!
Распиши горизонт
Кострами новых зарниц!
Вскрой душное небо
Скальпелем утренних птиц!
И хотя этот восход ещё слишком молод.
А закат уже слишком стар,
Я продолжаю петь,
Я вижу пожар!

Театр начинает жить,
Лишь только свет отбросит новую тень.
Театр начинает жить,
Когда мы поём —
День,
день,
день,
день!
Но в театре теней сегодня темно...

Аэробика.

Кто посмеет нам помешать быть вместе?
Кто посмеет сказать, что нас нет?
Кто посмеет отменить движенье?
Кто посмеет перекрасить наш цвет?
Кто посмеет отнять у нас утро?
Кто посмеет нажать на курок?
Кто посмеет переиначить ветер?
Кто, ну-ка, кто?

Аэробика.

Осеннее солнце — гиперсюрреалист.
Осеннее солнце — жатвы пора.
Осеннее солнце листьями падает вниз.
Весна будет когда-нибудь... Завтра...

Смотри, как кровью дурманит болота
Кикимора-клюква,
Как ведьмы-вороны тревожат день Вознесенья.
Смотри, как в саван туман наряжает озёра,
Как стелет звёзды по самой воде поднебесье.
Смотри, как ветви и тени деревьев
Ложатся на травы,
Как кружит души над куполами стон Благовеста,
Как поминают вином и хлебом, как провожают
Лето...

Осеннее солнце — гиперсюрреалист.
Осеннее солнце — жатвы пора.
Осеннее солнце листьями падает вниз.
Весна будет когда-нибудь... Завтра...

Солнце за нас!

Пока крапивою выстлан путь,
Пока в разорванном сердце ждёшь новых рубцов —
Ты на коне.
Пока егеря не заманят в сеть,
Пока размалёванный цирк не научит скулить,
Ты будешь петь.

Солнце за нас!

Но если всё же в одну из ночей
Кто-то из тех, кто в огне, поманит петлёй,
Пой!
Пой до рассвета, до бурных лучей,
Пой, пока утро не вытянет душу из дыр
Этих мёртвых очей.

Солнце за нас!

Как ярко светит, о, святое солнце.

Как ни странно, этот вопрос
Занимает меня всерьёз.
Я слегка озадачен, немного смущён,
Но сейчас его время и игру ведёт он.

Атеист-твист.

Он считает: раз, два, три, четыре, пять, шесть.
Он говорит: там ничего нет, есть только здесь.
Он прекрасный оратор — это его хлеб,
Но он танцует этот твист, когда я пою рэп.

Что ж, конечно, как ни крути,
В мире есть семь, в мире есть три.
Я согласен, действительно, есть,
Но я позволю вам напомнить, что есть ещё шесть.

Атеист-твист.

Я никак не успокоюсь, а пора бы уже устать,
Залезть в постель и преспокойно спать,
А во сне увидеть снова этот сон,
Как сквозь нас пробирается он.

Как он идёт, подчиняя нас себе,
Возможно, в этом его помощь тебе и мне,
Ведь он стоит твёрже, а, стало быть, прав.
Но всегда ли тот прав, у кого больше прав?

Атеист-твист.

Без забот живут больные —
Короли, городовые.
Каждый день здесь маскарад.
Я рад.

Хочешь стать премьер-министром,
Главврачом, экономистом,
Постов здесь — завались,
Кем хочешь становись.

Больной Самойлов, пройдите в палату, получите лекарства...

Ему снился пепел. Он бредил им.
И лишь мажорный рок-н-ролл успокаивал нервы.
Он так боялся оказаться вторым,
Что всё время забывал, что такое — быть первым.
Его склоняли на все голоса,
А он плевал на стены легендарных “Крестов”.
У него был козырь: закрывая глаза,
Он врубал магнитофон и — будь здоров!
Он был снова, снова в Америке!

Теперь он в TOP'е, он взят в экран.
И ему протежируют сытые лица.
Он принял титул, он вышел за грань,
Но стал конкретен, как передовица.
Вольному воля. Он открыл глаза.
Он прошёл по парапету, минуя ОВИР.
Вот она — взлётная полоса.
Он идёт по трапу завоёвывать мир.
Снова, снова в Америку!

Свет, туши свет!
Ты не сказала “да”, но и не сказала “нет”.

Ещё только три-четыре песни,
И мы ляжем в кровать.
Ещё только три-четыре рюмки
Нам помешают спать

Ещё только три-четыре песни,
Тебе пора на завод.
Ещё только три-четыре рюмки,
И мне пора в самолёт.

Молодец!

По некоторой просьбе остальные главы он забыл,
Затем чернильницу и перья на помойке взял зарыл.

Смотреть и слушать, понимать, мечтать и здраво рассуждать.
Вот молодец!

Ты когда-нибудь бывал в цеху,
Где колотит молот по железу?
Если бас не отдаёт в паху,
Значит эта песня бесполезна.

Я не понимаю в жизни ни черта —
Это моя линия и моя черта.

У дятла не болит башка,
В порядке печень и кишка,
Давно сдох его последний враг.
Видно, дятел стучать мастак.

Он прост в окраске и не поёт,
И так у дятла полно забот.
Нужно стукнуть, там постучать —
Он с детства лесу привык помогать.

Я видел вас
Недели три назад.
Я помню ваш взгляд,
Я слышу ваш стон.
Теперь я жду,
Когда вы вернётесь ко мне,
О, мой поллюционный сон.

Я пробовал жить
Так, как все живут.
Не скрою,
Порой мне было очень хорошо.
Но я ни на миг
Не мог забыть о вас,
О, мой жестокий поллюционный сон.

Я выключу свет,
Я лягу в кровать.
Я поставлю body love
И даже отключу телефон.
Но вы опять обманете меня,
О, мой своенравный поллюционный сон.

С неба звёздочка упала
И прожгла ему штаны.
Он теперь со всей Вселенной
В состоянии войны.

А мы танцуем на палубе тонущего корабля,
А мы танцуем на палубе тонущего корабля,
Все мы танцуем на палубе тонущего корабля
И напеваем: “Тра-ля-ля-ля-ля-ля!”.

В наш бермудский треугольник
Залетело НЛО.
Я прочёл две газеты,
Их как ветром унесло.

Меркнет день, уходит лето.
Прочь гони тоску-печаль.
Мы живём в стране поэтов,
Нам прошедшего не жаль.

О как!

Шабаш!

Солнце с рассвета в седле,
Кони храпят, да жрут удила.
Пламя таится в угле,
Небу — костры, ветру — зола.
Песни под стон топора.
Пляшет в огне чертополох.
Жги да гуляй до утра,
Сей по земле переполох!
Рысью по трупам живых,
Сбитых подков не терпит металл.
Пни, буреломы да рвы,
Да пьяной орды хищный оскал.
Памятью гибель красна,
Пей мою кровь, пей не прекословь,
Мир тебе воля-весна!
Мир да любовь!
Мир да любовь!
Мир да любовь!

Дрянь твоё дело, дедушка снег,
Почернел, да скукожился.
Жги! Жги красное! Жги меня! Жги!
Жги, что бы ожил я!
Жги меня! Жги! А я отплачу
Пламень-песнею!
Эй, птицы-синицы, снегири да клесты
Зачинайте заутреннюю!

Чё, братушки, лютые псы,
Изголодалися?
По красной кровушке на сочной траве
Истосковалися?
Чё уставился, лысый козел,
Зенки-полтинники!
Чуешь, как в масло, в горло вошли
Клыки собутыльника?

Это лишь начало доброй игры.
Вместо ста избранных
По бурелому ветра понесут
Стаи расхристанных.
Будет потеха, только ты смотри,
Не проворонь зарю.
Эй, птицы-синицы, снегири да клесты,
Зачинайте заутреннюю!

Вот это оттепель! Вот это да!
Вот это праздничек!
Эй, братва, выходи на двор,
Айда безобразничать!
Весна на дворе! Весне мороз не указ!
Весна — девка тёртая!
Ой, мать честная, давай, наливай!
Гуляем по-чёрному!

Ну, как тебе оттепель, царь-государь?
Не душно под солнышком?
Али уж хлебнул, государь,
Вольницы-волюшки?
Чё скосорылился, али не рад?
Ты ж сам потакал огню.
Эй, птицы-синицы, снегири да клесты,
Зачинайте заутреннюю!

Встань к стене,
Сделай шаг.
Видишь пепел?
Это танцует бес паники!

Новая правда
Новой метлы
Теплом, лаской
Пронимала до слёз.
Наливала, подносила,
Целовала, подкосила,
Мягко постель стелила,
Да мне не спалось.

И толпу понесло
Под откос,
Да на самое дно.
На верховный поднос
Ветер головы сыпал,
Как серебро.
И гуляла метла
По телам, по телам.
Ух, потеха была
Факелам.

И если к ночи день,
Как в первый раз,
Смотри, как пляшет табор звезд,
Смотри и слушай мой рассказ:

“В мутный час, под хохот луны
Ветер плел из леса узду,
Выводил на круг табуны,
В руки брал нагайку-звезду.
Ох, он и гулял по чёрной земле,
Смутой жёг за собой мосты,
Исповедовал на помеле,
Храм хлестал да лизал кресты.
Жирно чавкал по рясе болот,
Хохотал обвалами гор,
Собирал народ в хоровод
Да и начинал вести разговор:

“Эй, слушай мой рассказ,
Верь голосам в себе.
Сон не схоронил, а крест не спас
Тех, кто прожил в стороне.

Ну а тех, кто встал глазами к огню,
Кто рискнул остаться собой,
Кто пошёл войной на войну,
По земле веду за собой.
По земле, где в почете пни,
Где мошна забрюхатела мздой,
Где тоской заблёваны дни,
Где любовь торгует п….й.
Там, где срам верой наречён,
А поклёп — правдой-совестью,
Где позор знает, что почём,
Где стыд сосёт вымя подлости.

Эй, слушай мой рассказ,
Верь голосам в себе.
Сон не схоронил, а крест не спас
Тех, кто прожил в стороне”.

Вставай!
Ветер водит хоровод!

Кости на погосте,
Луч на алтаре,
Страх пылает злостью,
Как звёзды на заре.
Распрямлюсь пружиной,
Подниму народ,
Вольная дружина
Собралась в поход.

Кто смел снять с нас чувство вины?
Кто примет огонь на себя?
Кто слышит поступь грядущей войны?
Что оставим мы после себя?

Братские могилы
Переполнены.
Смерть серпом косила
Буйны головы.
Рваную рубаху
Пулями латай.
Топоры да плаха
По дороге в рай.

Чую гибель!
Больно вольно дышится!
Чую гибель!
Весело живём.
Чую гибель!
Кровушкой распишемся!
Чую гибель!
Хорошо поём!